Вино и музыка

Рождественское скерцо на свободную (но заданную) тему от колумниста Decanter Magazine Брюса Вятрака (Bryce Wiatrak)

В своей второй жизни я готовлюсь стать оперным баритоном. Несколько недель назад я попал на мастер-класс от Стефани Блайт, который она давала в консерватории Сан-Франциско, ровно там, где я буду защищать магистерскую диссертацию в мае. Блайт – одна из наиболее востребованных меццо-сопрано современности, она известна своим оригинальным прочтением Верди и Вагнера, а также исполнением американского фолка. Кроме того, накануне я имел удовольствие наблюдать за ней в роли миссис Ловетт в классическом мюзикле Sweeney Todd в постановке оперного театра Сан-Франциско.

В ходе мастер-класса мисс Блайт внезапно попросила одного моего коллегу продекламировать одну из ее песен вслух, после чего сравнила пение с употреблением вина. По ее словам, исполнитель, равно как и любитель вина, должен ощущать текст на вкус. Некоторые пассажи могут казаться ленивыми и безжизненными, тогда как другие – быстрыми и напряженными. Кроме того, исполнителю следует «обуздать» это ощущение для того, чтобы лучше вникнуть в произведение и наилучшим образом представить его аудитории.

Сцена из мюзикла Sweeney Todd

Я испытал благоговейный трепет – до этого я поставил бы круглую сумму на то, что единственным человеком в этом зале, который способен завести разговор о вкусе и послевкусии, буду я сам. Не скрою, я уже давно чувствую себя обязанным музыке за то, что она помогает мне понимать вино, но я никогда не прослеживал обратную связь – оказывается, и вино учит меня правильному вокалу. Путешествуя по обоим своим мирам, я начал понимать, что параллели между музыкой и вином не только многообразны, но и крайне ценны.

Клайв Коутс, Хью Джонсон, Дженсис Робинсон, наряду с Моцартом, Шубертом и Бетховеном – это must-have в любой винной и музыкальной библиотеке

Вино – это мультисенсорный опыт. Мы обоняем вино. Мы дегустируем вино. Мы наблюдаем, как оно искрится в бокале, а потом омывает наши рецепторы. Единственное, что остается за пределами опыта оценки вина, это слух. Таким образом, сравнение с музыкой – это и завершение метафоры и необходимая вводная. Музыка, на первый взгляд, передается нам посредством слуха, но на самом деле (как и вино) посредством «слышания». Она обладает даром вызывать из глубин сознания неназываемые, непостижимые вещи. Так, некоторые люди различают в музыке цвета: например, Джордж Гершвин играл свою знаменитую Rhapsody in Blue в «синем» ладу (здесь, конечно же, обыгрывались значения слов «блюз» и «синий». – Прим. пер.). Александр Скрябин, собственно, основатель цветомузыки, в своей монументальной поэме «Прометей» даже установил в центре оркестровой ямы «цветовой орган», освещавший концертный зал и менявший гамму в зависимости от интенсивности звукового ряда. Это можно уподобить тому, как музыка и вино обладают способностью вызвать в нас запахи и звуки из нашего детства или, скажем, путешествий и всего, что с ними связано.

Модель светового аппарата «Прометей» (Мемориальный музей Скрябина, Москва)

Сравнение вина и музыки также помогает нам постичь первенство комплексности перед чистым ароматом. Разумеется, великое вино будет обладать гигантской ароматической палитрой, от фруктов до цветов, от земли до специй, но нас привлекает именно последовательность развертывания этих ароматов, их трансформация во вкусе. Как и в музыке, у вина есть свой темп, ритм и динамика. Великие каберне из долины Напа подобны технике месса ди воче, когда крещендо уходит в фортиссимо, переходя к концу в настойчивый шепот. Сансеры же сравнимы с субито пиано, с их взрывом в атаке и немедленным успокоением перед тем, как их объем и мощь вновь заявят о себе в полную силу. И подобно тому, как музыкальные шедевры возвращаются в нашу память долгое время после того, как их мелодия умолкла, великие вина живут много дольше своего физического конца, так как воспоминания о них дают нам возможность дегустировать их бесконечно.

Брюс Вятрак на фоне очень реалистичных фотообоев

Еще раньше я ознакомился с концепцией немецкого философа XVIII века Иоганна Гердера о «духе нации». Согласно его теории, люди с общим национальным или культурным наследием разделяют и общее мировоззрение. Одним из каналов выражения такого изначального духа может быть музыка. Если верить Гердеру, то произведения Чайковского являются до мозга костей русскими. Если Гердер прав, то программная опера Энгельберта Хумпердинка «Гензель и Гретель», сколько ни исполняй ее либретто на английском, никогда не избавится от своей «немецкости». Этот необъяснимый феномен даже лучше проиллюстрировать на примере вина. Неотъемлемой частью многих итальянских вин является «пикантная горчинка», поэтому даже если высадить на тосканском побережье бордоские сорта, то дух Италии неизбежно будет проявляться в винах, будь то хоть сто раз Орнеллайя или Сассикайя. Или же, если взять австралийские ширазы, ментол и травные нотки будут ощущаться там почти всегда, даже если ближайший эвкалипт растет у черта на куличках.

Исполнителям, в особенности классическим, часто напоминают, что они лишь медиумы, с помощью которых слушатели общаются с музыкой. Естественно, индивидуальные особенности певца подчеркивают его репертуар, но в конце концов, задача его сводится к тому, чтобы сохранить чистоту замысла Моцарта, Шуберта или Пуччини и проявить его еще сильнее. Так ведь и с виноградом. Наиболее типичные вина мира – это те, что демонстрируют в самом прозрачном окне терруар, где они были созданы. Как и великие музыканты, классические сорта винограда – каберне совиньон, пино нуар, рислинг – не сосредотачиваются на выражении чего-то одного, а раскрывают для нас свои многочисленные миры.

Вино и музыка суть вещи неразделимые...

В своем выступлении мисс Блайт привела лишь одно сравнение, с которым я не вполне согласен: по ее словам, текст всегда должен звучать гладко, подобно хорошему вину. Что ж, это справедливо для исполнителей – если произведение тебе не подходит, твое выступление обречено с самого начала. Однако для слушателя не каждый фрагмент должен доставлять удовольствие, возьмем хотя бы знаменитую связку между третьей и четвертой частями Пятой симфонии Бетховена. То же самое касается и великих вин – они не обязаны быть чистым наслаждением с первого до последнего глотка. Все эти дегустаторские описания: карандашная стружка, лошадиный пот, бензол – кто и когда пробовал эти субстанции на вкус? Но, что интересно, мы допускаем в вине те вещи, которые никогда не допустили бы в еде. То есть, вино (как и музыка) заставляет нас мыслить и представлять. Продираясь сквозь какофонию звуков и имитацию ароматов, мы начинаем все лучше понимать, чем является истинная красота. И не это ли высшая цель искусства?

G.Verdi. Falstaff. Reverenza! (Blythe & Maestri) (2013)

Перевод: Денис Голубцов